В октябре мужу сказали: рак. Назначили операцию. Все сестры стали молиться, и все бабушки, и Юрий Николаевич, и все мои подопечные из Дома ветеранов.
К тому времени я уже второй год ходила в группу «Преображение», посещавшую Тушинский Дом ветеранов. Пришла с желанием делать добрые дела. Опыта общения с поколением, вдвое старше меня, не было никакого. Мама умерла, когда мне исполнилось 18, вскоре за ней – отец. Семья у нас была такая примерная советская, что меня даже не окрестили. Иногда спьяну, отец мог брякнуть, словно мне в упрек:
— Ты ж у нас голубых кровей, княжеских!..
Вообще-то тема предков в доме была запретной. Хотя бабку свою, Ольгу, отец считал святой – все так считали. По ее молитвам мой дед Павел семь инфарктов пережил – о нем, как о чуде писали в журнале «Здоровье». Случались чудеса и похлеще, но о них советская пресса не распространялась. Да и в семье рассказывали шепотом о том, как дед Павел попал в немецкий плен, как после освобождения его отправили в советский ГУЛАГ, как отец мой, тогда шестилетний, написал ему в лагерь свое первое, сильно зареванное, письмо: «Папа приезжай, мама умерла». То ли корявые печатные буквы ребенка, то ли следы его слез пронзили сердца начальников, но произошло невероятное – освободили тогда деда Павла, полная вышла ему амнистия. Крепко, видно, молилась на том свете моя прабабка Ольга за сына и за внука… И за меня молилась. Все религиозные предрассудки я отметала. Так хороша, весела, так бесшабашна была комсомольская юность!.. Но однажды я пришла в храм и приняла Святое Крещение. Трудно объяснить этот неожиданный тогда шаг. В памяти моей виделось детство, смиренные старушки в платочках ходят в церковь по выходным, дарят яйца на Пасху и все они почему-то любят меня…
Сейчас таких бабушек мало. Мне очень хотелось в Доме ветеранов хотя бы одну такую встретить, погреться около нее душой. Но к счастью я встретила не одну — много, очень много обрела я здесь любящих, готовых к любви, и страдающих без любви сердец.
Вначале трудно найти контакт. Что-то общее я обнаруживала только с верующими, с ними и общалась. Мне повезло: я встретила бабушку Пелагею, которая забывала что и когда поела, но молитвы все помнила; я познакомилась с бабушкой Марией, всегда светлой и радостной, любившей церковную музыку, и со слепой бабушкой Александрой – человеком крепкой веры, безропотно, с завидным жизнелюбием несущим свой крест.
Потом меня перевели на этажи ходячих, практически здоровых людей. Во мне они мало нуждались, но я все равно ходила к ним, разговаривала, постригала ногти. Прошло время – и чувствую, привыкли ко мне, ждут. А ведь как тяжело было достучаться, например, до атеистического сердца бабушки Веры. Ей уже за 80, но она в ясном уме, с боевым и справедливым характером — воспитанница СССР. Так вот недавно читает она мне молитву к Богу, которую сама сочинила. Еще подружилась с Марией, Лидией, Маргаритой, Галиной, с бабушкой Анной Нешта — удивительно чистый человек. Памяти у нее нет, случается два шага сделает из своей комнаты, а куда возвращаться уже забыла – так и ловишь ее по этажам и коридорам. Но молитвы помнит, канты – длиннющие народные стихи о Боге – готова декламировать часами. Раньше только одно рассказывала: «Скажи нам, Учитель, последнее слово, пока еще с нами живешь…». Теперь стала вспоминать все новые и новые стихи. А как она слушает чтение! Такой сосредоточенности многим стоило бы поучиться. Сразу видно, что имеет большой молитвенный опыт в храме: верующий человек старается ни слова не пропустить на церковной службе. Глядя на то, как бабушка Анна внимает религиозным рассказам и проповедям, начнет верить самый бесчувственный человек: она не просто слушает — она живет тем, что слышит.
Другая замечательная бабушка – Настя – слышит неважно. Ей 95 лет, порой капризничает, как дитя, но такая добрая, так тепло около нее, так хочется ее опекать. Однажды ее забыли в концертном зале. Ветеранов там собирали на встречу с лектором. Бабушка Настя, по тугоухости, восприняла лектора как конферансье и все ждала, когда же начнется объявленный им концертный номер. Лектор закончил лекцию, все разошлись. Проходит время, а Насти нашей нет и нет. Кинулись в концертный зал – сидит, одна, тихая, смиренная. Мы к ней:
— Пойдем домой!
— Не пойду, — говорит, — концерта еще не было!..
Не все наши подопечные верующие, но всем им нужна наша помощь и любовь. А нам – их любовь и помощь.
Был у меня очень большой друг, Хлебинский Юрий Николаевич. Царствие ему Небесное. Его постепенно сковывала смертельная болезнь. С ним всегда было интересно поговорить о Боге. Основным своим терапевтическим средством он считал святое маслице, которым мазали его наши сестры. Я с детской радостью бежала к нему в конце обхода, как школьница после уроков домой. Было что-то светлое и поучительное в том, как Юрий Николаевич изучал Православие, как серьезно готовил себя к переходу в мир иной, как он молился. Он и за меня молился. Перед операцией, когда мне штыри после перелома вытаскивали, я четко картинку увидела: сидит Юрий Николаевич на коляске в саду и молится. А я страшно боялась назначенного мне спинального наркоза, организм мой его плохо переносит. Ввозят меня на каталке в операционную, и нянечка дежурная вдруг встала в позу: не пущу, говорит, каталка грязная, мойте. Санитары за ведрами побежали, анестезиолог нервничает – операционная строго по графику, на спинальный наркоз времени не остается. И тут – о счастье! – слышу: будем делать внутривенный. Укололи меня, и проснулась я уже в палате здоровенькая.
За это время, что хожу в Дом ветеранов, в жизни моей было немало испытаний. Но вместе с ними Господь указал мне и ответы на многие неразрешимые прежде вопросы. Один из многих подарков Божиих – общение с сестрами, с которыми я сроднилась. Нашла батюшку, который помогает мне в духовной жизни, полюбила молиться о болящих, научилась обращаться за молитвенной помощью к сестрам и моим подопечным. Иногда думаю: а смогла бы я справиться со всеми моими бедами самостоятельно?.. Нет. Я уже не представляю своей жизни без родных моих любимых сестричек и любящих нуждающихся во мне бабушек. Рядом с ними забываешь себя. Вместе не тяготит самый тяжелый крест. Сообща теплее молится. Одинокая молитва мирянина не имеет такой силы, как соборная, потому что она и есть проявление нашей любви. Любовью спасаемся — вместе легче.
…Когда у мужа обнаружили рак, молились все: сестры, Юрий Николаевич, бабушки мои подопечные. Операция прошла удачно. Недавно ему сняли страшный диагноз, мой муж здоров, и жизнь его теперь идет по прежнему расписанию. С одним небольшим изменением: крестика он своего никогда не снимает. На днях пришел с рыбалки, с друзьями детства отдыхали. Возмущается:
— Представляешь, я один с крестом. Говорю, вы что?.. А жены ваши что? За вами что, смотреть некому?.. «А что», — спрашивают?..
— Ну что за народ необразованный, темный..»
Впервые за наше многолетнее и многострадальное супружество меня так порадовал комплимент мужа. Мы стали ближе. Господь объединяет в любви…
Сестра группы милосердия «Преображение»
Татьяна Нарышкина.
Июль 2010 г.