Каждый  год на Преображение Игорь везет яблоки в дом ветеранов. Мы выбираем мягкие и ароматные сорта. Наша машина потом долго пахнет яблоками. И кажется, праздник Преображения длится и длится.

И ведь, действительно, длится – с того самого дня, как Господь преобразился на горе Фавор и показал ученикам славу Свою,  призывая всех к преображению, чтобы сиять нам в Царствии Божием. Красивый праздник. У нашей сестринской группы его название – «Преображение».

В  сестричество я не собиралась. Даже не знала, что такое существует на свете: что люди просто ходят и помогают другим. Про сестер милосердия только в книжках читала. Я с детства обожала рассказы про этих нежных и отважных дев, но была уверена, что их благородное служение осталось в прошлом.

И вдруг моя подруга объявляет, что разыскала такую группу. Она решила помогать несчастным малюткам, оставленным родителями. Подруга нашла контакты группы милосердия «Преображение», которая опекает «отказничков»,  созвонилась с главной сестрой,  Любовь Алексеевной  Кубанковой, и пошла на собеседование. Я приклеилась к ней за компанию…

Это была незабываемая встреча! Я и не предполагала, что сподоблюсь увидеть воочию таких людей, о которых пишут в книгах! Это ж какое мужество надо иметь и какую любовь, чтобы отставить все свои личные планы и пойти послужить кому-то дальнему, чтобы он стал ближним?!. Я была так рада возможности потрудиться рядом с ними, что принимала как награду любое послушание. Направили в детскую тушинскую больницу — пошла. Отправили на курсы Сестер Милосердия – закончила, получила диплом. Сказали идти в Дом малютки – прибыла туда…

И там я увидела Сережу. Ему было месяца два,  обычный малыш, как и все другие детки. Мы любили всех. Но чувство к Сереже у меня возникло особое. Я его всегда брала гулять на улицу. А он так внимательно смотрел на меня, будто хотел запомнить.

Я стала его крестной мамой, но мечталось о большем. Мысль забрать Сережу к себе жила во мне неотступно. Болью жила и отчаянием. Я понимала, что жизнь моя не устроена: ни семьи, ни жилплощади не предвидится даже в отдаленной перспективе. Если нет на то воли Божией, то отчего во мне так сильно это желание?  А если есть, то почему я медлю? Неправильно я медлю!..

В те дни, когда я вот так изводилась сомнениями, выпадает мне поездка в Петербург. Все думы мои, конечно,  только о Сереженьке. Вернусь в  Москву, думаю, – и сразу начну собирать документы на усыновление.

А у Сережи небесная покровительница — блаженная Ксения Петербургская,  мы его крестили в день ее памяти. И вот я ловлю такси и мчусь на Смоленское кладбище к матушке Ксеньюшке блаженной. Очень мне хотелось услышать от нее то же, что святая своей знакомой Параскеве, когда-то напророчила: «Вот ты тут си­дишь да чул­ки што­па­ешь, а не зна­ешь, что те­бе Бог сы­на по­слал!»

С самого начала все шло не так, как я планировала. Во-первых, таксист меня не довез, высадил на углу, махнув рукой, буркнул: «Вон Смоленское кладбище», — и умчался так быстро, что я даже не успела сообразить, что в указанном им направлении никакого погоста в помине нет.

Я шла до кладбища ровно три часа. Я засекла время. Хорошо еще, не заблудилась. Пристроилась вслед каким-то женщинам, по виду православным, — и не ошиблась. Они меня привели прямо к Часовне блаженной Ксении.

Но даже этот длинный и путаный путь меня не насторожил: я продолжала упорствовать в своем желании. И всю дорогу молилась: да как же это хорошо, если я Сережу заберу, да как славно мы будем жить с ним у моих родителей…

Всю свою любовь вложила я в эту молитву, выплакалась и успокоилась. Теперь я точно знала, матушка Ксенюшка позаботится. У меня в сердце такая уверенность появилась. Если до моего приезда не найдутся для Сережи лучшие родители, значит, он — мой ребенок…

Когда я приехала, на Сережу оформляли документы: его усыновили замечательные люди. Верующие, православные, папа у Сережи —  дьякон. Мы поддерживаем связь. Сейчас мой крестник уже школьник…

Конечно, мне было непросто, когда Сереженьку забрали. Умом понимала, что все устроилось к лучшему, но сердце чувствовало неисцелимое  сиротство. Хотелось уехать куда-нибудь в монастырь, потрудиться.

Игорь вдруг:

— Да не расстраивайся! Других монастырей что ли нет?

— Есть. Оптина, — брякнула я и сама испугалась своей дерзости. У меня «Красная Пасха» — любимая книга, потому и Оптина – любимый монастырь.– Но туда я и мечтать не смею.

— Поехали! – сказал Игорь.

Зима. У него старенькая «восьмерка». Как ехать, не знаем. Включили навигатор – заехали в какой-то глухой лес. Машина по самые двери в сугробах. Все дороги замело. Игорь, спрашивает, какой там город? А я вспомнить не могу. Книгу в памяти перебираю, сколько я ее читала – не счесть, уж вызубрить должна. Каждый раз, когда ощущаю свою духовную леность, начинаю  перечитывать «Красную Пасху» — она меня возрождает…

— Козельск! – наконец, озарило меня.

Пока мы доехали до Козельска, пока нашли гостиницу для паломников, пока устроились, наступила глубокая ночь. Утром пошли в монастырь. Там меня тоже не взяли…

Но в Оптине произошел  знаменательный случай. Я тогда не знала, как выглядит отец Илий. А смотрю, все бегут к какому-то старцу за благословением. Я тоже поспешила.

— Помолитесь за раба Божия Игоря, — почему-то попросила я, зная, что Игорь не крещенный.

— А кто он тебе?.. – строго осек старец.

Я растерялась и заплакала: действительно, ну кто он мне, кто я ему?.. И опять такое беспросветное одиночество на меня навалилось.  Стою в храме после службы, к кресту иду, у меня слезы градом катятся. Какой-то батюшка мимо проходил, рукой моей головы коснулся:

— Все будет хорошо, — сказал и дал просфорку…

Сбылось. Игорь принял Крещение, мы расписались. На венчание я надела белый платок, который мне в сестричестве подарили. Я тогда уже в дом ветеранов  ходила.

Помню,  очень боялась после деток идти к старикам. Совершенно не понимала, как себя вести. С детьми, казалось, все просто — им нужна забота и любовь, и ты всегда найдешь, как им это дать.  Но что делать и о чем говорить с бабушками, а тем более, с дедушками?..

Старикам нужно то же, что и детям – любовь и забота. Каждому человеку нужно это. Только старики не любят признаваться в том, что они в чем-то нуждаются…

Летом я вывозила его на коляске во двор. В пансионате роскошный яблоневый сад. Яблоки уже поспели и стали падать  — аромат стоял просто восхитительный. Я говорю Анатолию:

— Хотите, я вам яблоко принесу.

А он – мне твердо:

— Нет, яблоки всегда ели только после Яблоневого Спаса.

И я поняла: он ждет этого праздника, очень ждет!.. Это было заметно  по его чуточку грустным глазам с доброй лучистой искоркой,  по осторожной, кроткой улыбке, и еще по чему-то такому, что внешне не видно, но душой чувствуется.

 На Преображение мы с Игорем купили и привезли в дом ветеранов два больших ящика яблок. Отец Максим освятил их, и мы с сестрами пошли  угощать дедушку Анатолия и всех проживающих душистыми земными плодами, напоминающими нам о райской небесной жизни…

Понимаете, я – о промысле Божьем. Ведь это не сама я пришла в сестричество, не сама выбирала место, где трудится. Но все так получалось, так удивительно все складывалось, будто именно для меня это все и предназначено было. И потому  такая радость в сердце от Господа за заботу, за себя, за Сереженьку, за дочурку… 

Помню  21 сентября 2015года — это был понедельник, праздник Рождества Пресвятой Богородицы. У меня еще с вечера спину ломило. Утром я пошла к врачу – и та вдруг направление мне в роддом выписывает, хотя до срока еще 2 недели.

— Я вызову скорую, — предлагает врач.

—  Нет-нет, — говорю, —  муж на машине, он отвезет.

А сама быстрей домой. В моем возрасте первые роды, конечно, связаны с риском. Игорю говорю, поехали сначала в монастырь. Приезжаем — служба уже закончилась и читают акафист преподобному Савве Сторожескому. Пока  стоим на акафисте, чувствую, мне все хуже и хуже. Вышли из храма. Во дворе никого – братия на акафисте. Я расстроилась,  у кого брать благословение!?..

И тут батюшка идет, старенький. Я к нему — благословите! Обычно как:  батюшка благословил — и пошел. А этот — нет, остановился, расспрашивает:

— На что благословение?

Я говорю:

— На роды.

А он:

— Ты причастилась?

— Нет.

Хотела было я что-то промямлить в оправдание, да передумала. Сказала  как есть:

— Поленилась.

Он поругал меня и говорит:

— Ну, давай молиться.

А стоим мы с ним прямо напротив входа в храм Рождества Пресвятой Богородицы, где мощи преподобного Саввы Сторожевского. Батюшка читает молитвы и просит помощи у многих святых —  а я за ним повторяю. Помолились, и я поехала в роддом.

Меня очень долго осматривали в приемной, потом отвели в палату, потом пришел врач и снова начал меня осматривать. Велел  делать КТГ:  это слушают сердечко малыша. Был уже вечер, часов шесть. Слушали-слушали, говорят, плохое КТГ —  срочно в родовую!..

— У вас девочка, все хорошо.

Мы крестили Лизочку в  том же, Саввино-Сторожевском монастыре. Батюшку, с которым мы молились перед родами, я тогда не встретила. А много уже времени спустя вдруг что-то толкнуло меня зайти на сайт Саввино-Сторожевского монастыря. Захожу — а там  портрет нашего батюшки и некролог: «В ночь с 26 на 27 октября, на 82 году жизни, отошел ко Господу насельник монастыря иеродиакон Венедикт (Зайцев)».

Как-то мы лепили снежки с Лизой, дочке уж третий годик.  Подходит девчушка, лет восьми,  ей интересно: у  нас два новеньких супер-модных снежкодела. Одолжили мы ей один поиграть. Она ловко им управляется. А я смотрю, ручки-то  — голенькие, озябшие на морозе. Я надела ей мои варежки, спрашиваю:

— Где твои варежки?