У Матвея СПИД. Этот диагноз звучит как приговор. Оглушает выстрелом, пуля от которого неумолимо приближается к своей цели. Инстинкт самосохранения внушает мысль отойти подальше от этой цели, чтобы тебя не зацепило случайно, в тебя не отрикошетило. А цель – вот она, этот двухлетний мальчик с взъерошенными темными волосами, печальными глазами и бровками «домиком». Он стучит в прозрачную стену бокса, зовет, чтобы к нему подошли.
Две недели назад, когда Матвей поступил в больницу, мы думали, что он совсем не умеет улыбаться. Тогда ему пришлось нелегко. Температура 38,5, аппетита нет совсем, а все процедуры, будь то смена памперса, смазывание кожи кремом от опрелостей или приём лекарства, вызывали в нем чуть ли не панику. Детский «Панадол» – сладкий сироп с ароматом клубники, который другие дети обычно принимают с удовольствием, Матвею пришлось вводить почти силой, он плакал. Я тогда подумала, что бедный ребенок за два года своей жизни столько претерпел лечебных процедур, что от людей в белых халатах ничего хорошего для себя уже и не ждет. Единственное для себя относительно безопасное место видит лишь в кроватке, по которой можно погулять – шаг в ширину, три в длину. А если его вздумали вынуть из этого безопасного уголка, значит ожидать нужно какой-нибудь неприятности вроде укола.
К счастью, благодаря усилиям врачей и вопреки сопротивлениям Матвея, последний его недуг в виде гриппа был побежден. После двухнедельной болезни малыш твердо стоял в своей кроватке и бодро требовал: «Ням-ням!». Одетый в футболку цвета камуфляжа и со своей смешной прической он напоминал только что выбравшегося из нешуточной переделки бойца, которому не мешает и подкрепиться. А аппетит после болезни у Матвея отличный. Иду просить для него добавку, медсестры смеются, работники пищеблока выдают вторую порцию гречневой каши: «Пусть ест на здоровье!». А Матвей, съев дополнительную кашу, опять просит: «Ням-ням!». Приношу ему печенье и детский чай «Hipp». Почему-то чай, выдаваемый в больнице, ему не нравится, и, сделав два-три глотка, Матвей от него отказывается. У группы Милосердия есть для детей всё – соки и чай, печенье и баранки, фрукты. Все это пожертвовано для детей добрыми людьми. Матвей сидит за маленьким столиком и с удовольствием уплетает эти гостинцы. Но стоит намекнуть ему, что пора в кровать, в тот самый уголок, который две недели считался единственным безопасным для него местом, как Матвей опять начинает просить: «Ням-ням!». «Ну, дружок, это ты уже хитришь! После двойной порции каши и такого количества съеденного печенья вряд ли ты голоден».
Дети ведь требуют внимания и не хотят оставаться в боксах одни, вот и придумывают разные хитрости, чтобы удержать возле себя приходящую тетю, — криком или плачем, если она выходит из бокса, и, зачастую, сразу же перестают плакать после ее возвращения. Иногда от медсестер приходится услышать и упрек в наш адрес, дескать, балуете детей, к рукам их приучаете, они потом сильнее плачут. Но ведь когда они не плачут, и как бы привыкают к своему одиночеству и к своей «никомуненужности», они ведь не перестают от этого страдать. Дети просто привыкают страдать молча. Неужели нас это устраивает больше, чем если бы никто нас не беспокоил своим страданием?
По вечерам мы уходим из больницы, а дети там остаются. Мы возвращаемся к себе домой, в свои семьи, а у них нет ни дома, ни семьи, им некуда возвращаться, они остаются в казённой больничной обстановке. Мы можем лишь скрасить их одиночество днем, дать им почувствовать, что они не совсем одни в этом мире, что есть на свете люди, готовые им помочь, приласкать, поговорить с ними, вместе полистать книжку и поиграть в игрушки. И, оказывается, Матвей УМЕЕТ УЛЫБАТЬСЯ!
Матвея отличает от всех детей одна удивительная черта. Он всегда заботится о других. Я его кормлю кашей, а он показывает на другого мальчика: «А Коля?». «И Коля будет кушать кашу, ты съешь, потом я буду Колю кормить». Матвей согласно кивает головой, деловито произносит: «Да-да!» и начинает есть. Во время ужина он еще не раз вспомнит про Колю, и Арину, и про мальчика из соседнего бокса, которого Матвей почему-то тоже называет Колей и никак не может запомнить, что зовут его Саша. «Сашу тетя Таня покормит, — успокаиваю я Матвея. — Все дети будут сыты» «Ням-ням!» в виде печенья Матвей тоже просит на всех. Когда все дети в боксе получают угощение, тогда он деловито поддакивает, согласно кивает головой и начинает есть сам. Его «Да-да» выражает что-то вроде: «вот теперь – порядок, вот так – справедливо, так все правильно, а значит и радостно». Не забывает он и о других — и когда памперс ему меняешь, и когда сандалии одеваешь, чтобы он по боксу погулял. Постоянно слышишь от Матвея вопрос: «А Коля? А она?» (имена девочек он тоже забывает). «Сейчас-сейчас, Матвей, всех помоем, всем сандалики наденем, все гулять будут, все будет правильно». Ответом на такие мои речи служит деловитое: «Да-да» и довольная улыбка Матвея.
Чернышова Татьяна. Апрель 2007 года