— Помогите мне скорее, застелите постель, тяжело держать! – говорила медсестра, торопливо входя в бокс и протягивая мне простыню. Другой рукой она держала толстощекого карапуза. Я постаралась как можно быстрее заправить простынь, и она усадила карапуза в кроватку.

-Ух, какой тяжелый! Нужно его покормить.

— Кто он, откуда, из дома ребенка или из семьи? — спрашиваю я.

— Женя, один год и три месяца, по запаху — вроде бы из семьи.

— В каком смысле «по запаху»? — удивляюсь я.

— Да одежда его насквозь куревом пропахла и таким запахом…, бомжатником, в общем. Тем временем Евгений спокойно восседал в своей постели и тихо наблюдал за нашим разговором из-за решетки. Взгляд его был каким-то отрешенным, и я подумала тогда, что с интеллектом у мальчика не все в порядке, заторможенный он какой-то. Кашу, однако, он начал есть с аппетитом, а потом, вдруг, непримиримо замотал головой — «все, наелся». Кладу в его кроватку игрушку – большой разноцветный домик. Когда-то этот домик издавал разные звуки — голоса тех животных, которые в нем «жили». Теперь же и животные разломались, растерялись, да и батарейки сели, но сам домик оказался на удивление крепкой игрушкой. Женя с интересом начал открывать все дверцы, трогать рычажки. Хорошо, заинтересовался, значит не все так плохо в плане умственного развития, отрешенность исчезла, в глазах появилось любопытство.

В соседней кровати заплакал Максимка – трехмесячный подкидыш. Так и нашли его месяц назад, то ли в метро, то ли на вокзале с запиской: «Максим — 2,5 месяца». Женя тут же оставил домик, проворно перебрался на другой край своей постели, и с любопытством начал разглядывать плачущего соседа. Максимку пора кормить, беру его на руки, даю бутылочку. Женя же в своей кровати начинает беспокойно барахтаться. Какой же он оказывается непоседа — и шустрый, и неуклюжий одновременно! Плюхнулся на спину, хочет сесть, сам не может, перевернулся на живот, ноги застряли между прутьями кроватки, начал пятиться назад, застрял еще больше, ноги болтаются в воздухе, выкарабкаться не может, хнычет. Как же тебя выручать-то? На руках у меня Максимка. Пытаюсь одной рукой отодвинуть Евгения от края кровати, а он тяжелый, беспомощный. Как ты будешь жить в этой кровати дальше? Наконец-то все же удалось помочь ему выбраться из западни, в которую он угодил.

После ужина, спустя некоторое время, нужно опять зайти в каждый бокс, поменять детям подгузники. Женя сидит в своей постели и тоненько, не очень громко плачет. Достаю его из кровати – плачь прекращается, мою, переодеваю, и, чтобы натянуть колготки, ставлю малыша на пол. Почувствовав под ногами пол, Евгений тут же зашагал к соседней кроватке. Там стоит, держась за прутья решетки, девочка Стелла, изучает Новичка. Женя тянется к ней руками, хочет потрогать девочку. Беру его на руки, отношу обратно в кровать – опять заплакал. Он еще новенький, ему только предстоит привыкнуть к такой жизни. Дома, видимо, даже с нерадивыми родителями, прокурившими его насквозь и пропитавшими запахами неблагополучных условий жизни, он имел возможность всюду ходить, все трогать. Никто, наверное, не беспокоился о сохранности его жизни и здоровья, поэтому никто и не ограничивал его свободу. Теперь же, в свой один год и три месяца, ребенок оказался за решеткой больничной кроватки, в которой и до него жили дети, и после него, к сожалению, тоже будут жить — долго пустовать она не будет. Плакать бесполезно, и это новенькому Жене предстоит еще понять и принять.

Еще одна малышка, полуторагодовалая Вика, с сентября живущая в больнице, давно это поняла. Она минуту-другую смотрит в сторону Жениной кровати с возобновившимся оттуда плачем, потом спокойно отворачивается и продолжает заниматься с предложенной ей игрушкой в своем кроватном уголке. Эта мудрая крошка в свои полтора годика уже знает, что слезами горю не поможешь. Она не выбрасывает сразу игрушки из кровати, ведь с пола обратно к ней они могут попасть только утром. А впереди – долгий вечер и ночь. Вика улыбается каждой входящей тете и смотрит своими ясными большими, красивыми и умными глазками сквозь металлическую решетку кроватки. Она как будто все-все понимает и только тень скорби лежит в этих мудрых детских глазах. И ее искренняя детская улыбка всегда немного печальна.

Чернышова Татьяна