Преподобномученица Елизавета родилась 20 октября (по новому стилю 1 ноября) 1864 года в Дармштадте в семье Великого герцога Людвига IV Гессен-Дармштадтского и Великой герцогини Алисы, урожденной принцессы Великобританской.

Девочке дали имя в честь Елизаветы Тюрингенской, родоначальницы Гессенского дома, жившей в XIII веке и посвятившей себя деятельному милосердию: она устраивала больницы, кормила голодных, своим трудом зарабатывала деньги и раздавала нищим. Вскоре после кончины Елизавета Тюрингенская была канонизирована католической Церковью.

Подобно ей, герцогиня Алиса тоже устраивала больницы; она была учредительницей женских благотворительных организаций, отделений Красного Креста. В поездках по больницам и приютам ее часто сопровождали дети. Большую часть своего состояния герцог и герцогиня Гессен-Дармштадтские раздали на благотворительные нужды.

Любовь и сострадание к несчастным, с детства привитые маленькой Елизавете-Элле, через много лет привели ее к замыслу создания Марфо-Мариинской обители милосердия. «Многим кажется, что я взяла неподъемный крест и либо пожалею об этом и сброшу его, либо рухну под его тяжестью,- писала она об открывающейся обители в 1909 году.- Я же приняла это не как крест, а как дорогу, полную света… стремление к которой уже много-много лет назад появилось в моей душе. Не знаю, когда — кажется, мне с самого детства очень хотелось помогать страждущим, прежде всего тем, кто страдает душой».

Гессенских принцесс воспитывали строго: они сами убирали комнаты, топили камины; спали на жестких койках, по утрам принимали холодную ванну. Одежда и еда были самыми простыми. В учебе, чтении, рисовании, занятиях музыкой — во всем соблюдался строгий порядок. Дети привыкали ни минуты не проводить в праздности. «Назначение жизни в работе, а не в удовольствиях»,- говорила мать.

В девятнадцать лет Элла вышла замуж за Великого князя Сергея Александровича, сына императора Александра II и брата Александра III. Он был глубоко верующим православным человеком и мечтал увидеть православной и жену.

Влияние мужа, семь лет жизни в России, Москва с ее святынями привели Великую княгиню, убежденную лютеранку, к решению присоединиться к Православной Церкви. Это событие совершилось в Лазареву субботу 13/25 апреля 1891 года. Небесной покровительницей Елизаветы Феодоровны стала святая праведная Елисавета.

В том же году Сергей Александрович был назначен московским генерал-губернатором. Его супруга стала не только первой дамой Москвы, но и первой благотворительницей.

Во время русско-японской войны на свои средства она устроила в Кремле мастерские, где шили обмундирование, собирали медикаменты, продовольствие для солдат, посылки с образками, снаряжали походные церкви; сформировала несколько санитарных поездов; открыла госпиталь в Москве; помогала солдатским вдовам и сиротам.

5/18 февраля 1905 года Великий князь Сергей Александрович был убит террористом эсером Каляевым: взрывом бомбы его тело разорвало на куски. Елизавета Феодоровна проявила удивительное мужество: она самараспорядилась о том, чтобы останки Великого князя собрали и перенесли в Чудов монастырь.

Забывая себя и свое горе ради других, Великая княгиня по-матерински заботилась о племянниках, чьим опекуном был ее покойный супруг, сама отвечала на множество телеграмм с выражением соболезнования, утешая скорбевших о ее несчастье.

Елизавета Феодоровна поехала в тюрьму к убийце своего мужа, надеясь смягчить его сердце и обратить к вере. «Кто знает Великую княгиню, тот отлично поймет, что иначе Великая княгиня поступить не могла. Она, по своему характеру всепрощающая, чувствовала потребность сказать слово утешения и Каляеву»,- писал адъютант Сергея Александровича генерал В. Ф. Джунковский.

На кресте-памятнике, воздвигнутом на месте убийства, она велела написать евангельские слова: «Отче, отпусти им: не ведают бо, что творят».

После смерти мужа Великая княгиня совершенно оставила светскую жизнь. Она много молилась в храме и дома, по-прежнему занималась благотворительностью, работала над проектом Марфо-Мариинской обители.

10 февраля 1909 года с несколькими сестрами она поселилась в купленной ею усадьбе на Большой Ордынке. Здесь разместились обительская больница, амбулатория, аптека, помещения для сестер, настоятельницы и духовника, приют для девочек-сирот, воскресная школа, библиотека, столовая для бедных; в обители были открыты храмы — больничный, во имя Святых жен-мироносиц Марфы и Марии, и соборный, Покровский (в 1914 году под ним была устроена церковь-усыпальница во имя Святых Небесных Сил Бесплотных и Всех Святых).

Весь строй жизни сестер был продуман и разработан Елизаветой Феодоровной под руководством старцев Зосимовой пустыни — Алексия и Германа — и обительского духовника отца Митрофана Сребрянского.

«Открывая Марфо-Мариинскую обитель милосердия,- писал отец Митрофан,- имелось в виду именно вызвать к жизни в Церкви путь деятельного служения любви Христовой…

Сообразно этой идее и устройство обители чисто церковное: во главе стоит настоятельница, при ней духовник, казначея; сестры внутреннего состава непременно православные, верующие; дисциплина, в смысле хранения послушания, уставов Церкви и данных обетов, чисто монастырская…

Название «обитель» дано для выражения главной мысли, что каждый работающий здесь должен сердце свое, душу свою сделать обителью, вместилищем любви Христовой, милосердия…

Название «Марфо-Мариинская обитель» является соответствующим евангельскому сказанию о двух сестрах Марфе и Марии, в которых выразились понятия о христианской любви,- и именно желательно выразить ту мысль, что каждая идущая работать в обитель или вообще служить ее целям должна постараться соединить в себе обе эти части, то есть, избравши, как Мария, благую часть Христа, просветившись серьезно и сердечно Его учением и благодатью, идти с молитвой, словом утешения и христианского просвещения к темному и скорбному человеку, а попутно с этим должна желать и уметь служить Христу радушием к странникам, уходом за больными, помощью физическим трудом нуждающимся в нем ближним».

9 апреля 1910 года семнадцать насельниц обители приняли посвящение в «крестовые сестры», а на следующий день Великая княгиня Елизавета Феодоровна была возведена в сан настоятельницы.

Проводя подвижническую жизнь, она очень мало спала, по ночам молилась в своей келье или дежурила в больнице, где делала самую ответственную работу — накладывала сложные перевязки, ассистировала при операциях, выхаживала тяжелых больных.

Важнейшим делом Елизавета Феодоровна считала помощь бедным и лично разбирала бесчисленные прошения на ее имя. Много трудилась и вне обители: устраивала приюты, дома призрения, посещала обитателей Хитрова рынка, куда не всякий решался зайти.

Единственным отдыхом, который она себе позволяла, были для нее паломнические поездки в Саров, Псков, Оптину пустынь, на Соловки и во многие большие и малые, часто далекие, монастыри.

Москвичи, любившие Елизавету Феодоровну, называли ее московской Великой княгиней и уже при жизни почитали святой.

С началом первой мировой войны она возобновила свою деятельность по организации помощи фронту (устройство госпиталей, аптечных складов, формирование санитарных поездов, отправка на фронт походных церквей).

Ежедневно посещала раненых в госпиталях, утешала их, приносила образки и гостинцы. Несмотря на это, по городу поползли слухи об измене, клевета на «немок» — императрицу и ее сестру. Елизавета Феодоровна отнеслась к нападкам с тем же самообладанием, с каким потом встретила революционную смуту. «Я каждой частичкой своего существа русская,- говорила она.- Может статься, я более русская, чем многие из русских,- я не могу чувствовать себя космополиткой».

«Казалось, что она стояла на высокой непоколебимой скале и оттуда без страха смотрела на бушующие вокруг нее волны, устремив свой духовный взор в вечные дали,- писал митрополит Анастасий в год октябрьского переворота.- У нее не было и тени озлобления против неистовств возбужденной толпы.

«Народ — дитя, он не повинен в происходящем,- кротко говорила Елизавета Феодоровна,- он введен в заблуждение врагами России».

В течение последних месяцев 1917 года и в начале 1918-го советская власть не притесняла обитель и даже снабжала ее продовольствием и необходимыми медикаментами. Но уже 24 апреля/7 мая 1918 года, на третий день Пасхи — на Иверскую,- Великую княгиню арестовали, как члена императорской семьи.

Святейший Патриарх Тихон пытался при помощи церковных организаций добиться ее освобождения, но безуспешно. Елизавету Феодоровну с келейницей сестрой Варварой Яковлевой отправили в Екатеринбург. Несколько дней они провели там в женском монастыре, а затем их перевезли в Алапаевск.

Вскоре туда же были привезены из Вятки Великий князь Сергей Михайлович, сыновья Великого князя Константина Константиновича Иоанн, Константин и Игорь и князь Владимир Палей, сын Великого князя Павла Александровича.
Узников поместили в здании школы на окраине города. Сперва им разрешали выходить в церковь, работать на огороде и гулять, но через месяц режим ужесточился, у заключенных отобрали вещи и деньги и удалили всех посторонних.

Ночью на 5/18 июля — празднование памяти преподобного Сергия Радонежского — узников посадили в крестьянские повозки и повезли по направлению к Верхне-Синячихинскому заводу. В двенадцати километрах от Алапаевска в лесу возле заброшенного рудника их высадили. Великого князя Сергея Михайловича убили выстрелом из револьвера в голову, остальных избили прикладами, живых сбросили в шахту и забросали гранатами.

Когда в Алапаевск вошла белая армия, останки мучеников были погребены в местном соборе; позже их перевезли в Иркутск, а в 1920 году — в Пекин, где похоронили при храме Русской православной миссии.

Впоследствии мощи Великой княгини Елизаветы Феодоровны и ее верной спутницы Варвары были доставлены в Иерусалим. Они почивают в русской церкви Святой Марии Магдалины в Гефсимании, у самого места страданий и воскресения Спасителя. Так Господь исполнил желание Великой княгини, которая говорила, что хочет быть похоронена на Святой Земле.

В 1992 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислил преподобномучениц Великую княгиню Елизавету и инокиню Варвару к лику Новомучеников российских, установив им празднование в день кончины — 5/18 июля.

 

Преподобномученица Елизавета: тайна свидетельства о Христе до крови

1 ноября, 2012 • Ольга Шульчева-Джарман

«Я же приняла это не как крест, а как дорогу полную света, которую указал мне Господь после смерти Сергея, и стремление к которой уже много-много лет назад появилось в моей душе. Не знаю когда — кажется, мне с самого детства очень хотелось помогать страждущим, прежде всего тем, кто страдает душой… О, это не новое чувство, оно всегда жило во мне, Господь был так милостив ко мне».

Великая Княгиня Елизавета Федоровна.

Двадцатый, жестокий и немилостивый век, что остался за спиной у человечества, все еще считающего годы от Рождества по плоти Бога Слова, напомнил о начале. О Ранней Церкви. О поре юности — «…вот, и Я увлеку ее, приведу ее в пустыню, и буду говорить к сердцу ее…в преддверие надежды; и она будет петь там, как во дни юности своей и как в день выхода своего из земли Египетской… И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии. И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа. И будет в тот день, Я услышу, говорит Господь, услышу небо, и оно услышит землю…» (Ос.2:14-20)

Она, дева-Церковь, лишенная всего и поруганная, будет петь – это свирель мартирии Ранней Церкви, свирель мученического свидетельства.

«Новомученики», «неомартиры» — так теперь называют тех христиан, кто был убит за имя Христово. В античной традиции слово «неос» перед именем означало, что та же сила, что была, по мнению язычников, в том или ином древнем божестве (Зевсе, Аполлоне, Дионисе) теперь явилась в данном человеке, происходило как бы «возвращение бога».

В византийской традиции слово «новый» ставилось перед именем мученика, который пострадал позже своего тезки. Христос является в страданиях Своих свидетелей, мартиров, мучеников – снова и снова.

Новомученики… младшие братья мучеников Ранней Церкви поры гонений.

И рядом с мартирией – монашество. Словно смешались эпохи – ведь монашество родилось после того, как, вместе с прекращением гонений на христиан, закончилось мученичество в Ранней Церкви.

Была ли монахиней Великая Княгиня Елизавета, основательница Марфо-Мариинской обители? Тщательный разбор документов, проведенный Любовью Карпычевой, свидетельствует о том, что нет. Она хотела принять монашество, хотела уйти в затвор, оставив дела другой настоятельнице. Но ушла не в затвор, где в монашеском бескровном подвиге иноки стремятся исполнить мартирию древних мучеников – она ушла в тайну свидетельства о Христе до крови.

Были ли монахами Великие Каппадокийцы? Ни Василий Великий, ни Григорий Богослов, ни Григорий Нисский не были монахами в нашем понимании. Однако именно их труды вдохновляли и вдохновляют иноков и желающих стать на этот путь.

Василий Великий на свои средства открыл первый ксенодохий в Каппадокии – лечебницу для неимущих. «Голодающие умирают!» — восклицал аскет и тайновидец, автор монашеского устава. Ему было дело до тех, кто страдает. Его верный друг Григорий использовал свой риторский дар для того, чтобы убедить богатых сограждан жертвовать на помощь страдальцам.

«Не будучи монахинею в собственном смысле этого слова, она лучше многих инокинь соблюдала великий завет святого Нила Синайского: «Блажен инок, который всякого человека почитает как бы богом после Бога.» (митрополит Анастасий).

Ее осуждали, обличали в тайном протестантизме. Саратовский епископ Гермоген был категорически против того «новшества», что она собиралась ввести. Действительно, Великая Княгиня Елизавета опиралась на большой опыт социального служения, который был развит к тому времени у западных христиан.

Она изучала западных христианских авторов, занимавшихся разработкой духовных основ служения милосердия, таких как Винцент де Поль или Тереза Авильская. Великая Княгиня внимательно читала уставы организаций евангелических диаконис, а также англиканских и римско-католических сестричеств, занимавшихся благотворительностью.

Она глубоко изучила жизнь диаконис из Кайзерсверта, одного французского римско-католического объединения, а также деятельность «малых сестер любви» в Лондоне. Неслучайно английский дипломат сэр Самуэль Гоар, делясь впечатлением о Марфо-Мариинской обители, отметил, что она напомнила ему «англиканские сестричества» (иподиакон Николай Тон).

Действительно, творческое усвоение того, что имел западный мир, всегда было характерно для России, для русской культуры. У Великой княгини, которую злые языки звали «немкой» и «англичанкой» — у любимой внучки королевы Виктории, была русская душа.

Неслучайно жители Московского «дна» — Хитровки звали ее «сестрой Елизаветой» или «Матушкой» — а полиция тем не менее предупреждала ее, что на Хитровке ее безопасность не может быть гарантирована. Ее убили не на Хитровке… Она знала, что жизнь ее – не в руках полицейских, а в руках Христа.

Деятельность Марфо-Мариинской обители «ставила перед собой цель, трудом сестер, а также иными возможными средствами, в соответствии с духом истинного христианства, помогать больным и бедным и оказывать поддержку и утешение бедствующим и пребывающим в заботах и страдании».

В интерьере обители преобладал белый цвет, в убранстве использовался ситец светлых тонов. Сестры носили специально сшитые для них светлые длинные платья и белые апостольники, напоминавшие одеяние св. Елизаветы Тюрингской. Этот цвет напоминает нам теперь о белых ризах, которые получают от Христа мученики – так случилось в двадцатом веке, когда тосковавшие по мученичеству за Христа люди, такие, как сщмч. Вениамин, получили исполнение своей радости…

Истинное монашество и истинная мартирия – вот образ подвига преподобномученицы Елизаветы. Она была близка к своим сестрам, как основательница одного из первых женских монастырей, преп. Макрина, сестра Василия Великого и Григория Нисского. Как и св. Макрина, она не видела в сестрах рабынь, крепостных. Она всегда брала на себя все самое сложное – проводить ночи с умирающими, ассистировать при трудных операциях, уговаривать опустившихся родителей отдать ей на воспитание своего мальчика или девочку, чтобы их не засосал жуткий омут Хитровки – и перебирать картошку с сестрой, которой все отказались помочь.

Надо отметить, что преподобномученица Елизавета очень трезво относилась к желанию девушек и женщин вступить в сестричество. Они давали обет безбрачия на время, могли покидать обитель и выходить замуж. В этом случае сестра получала от обители приданое и была хорошо обеспечена – нечто невероятное для нас, но ясно показывающее заботу Великой Княгини о юных девушках. Она не только не хотела ломать судьбы девушек, пришедших послужить Христу и ближнему – она отказалась от совершения ночных молитв сестрами, понимая, что они крайне нагружены днем.

Много сказано и написано об отношении преподобномученицы Елизаветы к страждущим, но не стоит забывать и ее любви к помощникам, к сестрам, поступившим под ее руководство. Ее материнскую любовь испытывали все. Она не делала себе имя, заставляя сестер надрываться в непосильных трудах, и не объявляла это «особым аскетическим подвигом», хотя сама тайно носила и власяницу, и вериги.

Для нее путь ко Христу был «дорогой полной света» — и она узрела во свете Его Самого, в тайне мартирии, венце всякого свершения христианина на земле.

1 ноября, 2012 • Ольга Шульчева-Джарман
Сайт «Православие и мир»