Их разделяло окно бокса: маму и полутрогодовалую малышку. Катюшка у меня на руках, стоит ножками на подоконнике, прислонив ладошки к окну, по ту сторону бокса свои ладошки прислонила ее мама. По щекам ее катились слезы, она уже час бродила около окна бокса, смотрела на дочурку.

Когда я только пришла и в бокс, на улице я увидела женщину, очень похожую на Катю, естественно я догадалась, что это ее мама. Симпатичная, высокая с заплаканными глазами.

— А почему у той девочки нет простыни на кроватке?

— Наверно, она ее сама снимает и сбрасывает, поэтому сестры не стелют.

— Ей же холодно вот она и болеет.

— В боксах очень жарко. Я постелю ей простынь. Вы ее мама?

— Да.

— Очень похожи.

Женщина улыбнулась. Мы хорошо с ней друг друга слышали, я открыла форточку, чтобы проветрить душный бокс.

— Катя сильно похудела. Почему она похудела?

— Болеет.

— А что у нее?

— Как у большинства — ОРВИ.

Пока я мыла деток и кормила, Татьяна ( так ее звали) рассказала мне о своей беде.

Она детдомовская, замужем. В Ховрино ей в порядке очереди досталась квартира, но в очень ужасном состоянии: буквально голые стены, без проводки, неотапливаемая. Татьяна написал письмо в Управу с просьбой помочь ей сделать ремонт. Она на руках с малышкой, 17 летней сын — инвалид детства ( она его выходила, раньше он был в инвалидной коляске), муж «не помощник». Люди из Управы пришли и, посмотрев на условия проживания, забрали Катю в инфекционное отделение детской больницы, потому как в такой квартире ребенок жить не должен. Сын ее сбежал к родителям крестных. Татьяна нанимала дешевую рабочую силу, чтобы хоть как-то сделать ремонт. Днем она была дома и присматривала за рабочими, вечером приезжала к Катюшке.

«Я не знаю, что мне делать,- говорила она. — Я уже отчаялась»

Я посоветовала ей обратиться на телевидение, может, сделают сюжет и кто-то откликнется, поможет с ремонтом. Тогда ей вернут ребенка. Еще посоветовала сходить в ближайшую церковь, поговорить с батюшкой, может, у них есть состоятельные благотворители и смогут хоть чем-то помочь.

— Я не верю в это.

— Но надо попробывать все.

Женщина замолчала.

Я кормила Катюшку, она потянулась за ложкой и попыталась есть сама. Как радовалась ее мама. И как обидно, что ее дочка растет в больнице, а мама, родная мама вынуждена жить без нее и смотреть на дочку как на зверюшку в клетке. На родную дочку!

— Ну я же не виновата, что квартиру такую дали. В чем же я виновата?

Татьяна едва сдерживала слезы.

Когда я переодевала малышку, женщина увидела крестик.

— А кто ее крестная?

— Не знаю, кто-то из наших сестер.

— А можно с ней познакомиться?

— Думаю да. Я узнаю, кто.

— А кто же ее крестил?

— Один из батюшек. Они приходят из храма, крестят, причащают малюток, исповедуют подростков.

— А вы тоже от храма?

— Да, мы из сестричества ( почему-то я не сказала группа милосердия). Наверно потому, что наши сестры друг друга так и зовут – сестрички.

— Спасибо вам.

— Да не за что.

Спустя некоторое время женщина ушла.

Я вспомнила ее слова:

— Как только рабочие уходят, не могу без детей одна, собираюсь, еду к Кате, а потом дома еще хуже. Три тут дня без сил пролежала…

Прокуронова Виктория

16 декабря 2005