В комнате Леночки за стеклом буфета стоит чашка кузнецовского фарфора – последняя из старинного сервиза на шесть персон. «Чашка деда Ивана» — называют ее в семье. Чай из нее теперь не пьют. Эту чашку, с тонким ажурным рисунком, подарила Леночке мама, Нина Георгиевна, а той — ее мама, Матрена Ивановна, а той — святой праведный Иоанн Кронштадский. Самого праведника Матрена Ивановна не видела: подарок привез отец — дед Иван, как зовет его Нина Георгиевна.

Теперь не вспомнить, в каком году это было. До революции. Решил дед Иван строить дом. Тогда еще не дед, конечно — многодетный отец, первый в деревне богатырь. У него уж народилось пятеро, а семейство ютилось по-прежнему в маленькой избенке, пристроенной к дому брата Павла. Давно пора свой пятистенок поставить. Только денег таких сроду не водилось. Подался Иван на заработки в Питер, нанялся на пароход Иоанна Кронштадского.

Подробностей этой встречи семейное предание не сохранило. Как, когда и в какой должности приступил к службе Иван — неизвестно. Дед словоохотливостью не отличался. Человеком был работящим, характером — прямой, душой – верующий, и Волгу знал отменно – деревня ведь стояла на берегу. Может, за то и взял его к себе Иоанн Кронштадский, стал он на пароходе кормчим.

Вся Россия почитала Кронштадского праведника и чудотворца. Его ждали во многих городах, и он много ездил. Если пароход батюшки шел по Волге, толпы народа бежали по берегу и падали на колени, встречая приближающееся судно. Возможно, и жена деда, красавица Мария, бежала в этой толпе, и дети их – старшая Люба, кокетливая Лиза, любимец отца — Ваня, капризная Матрена. Только младшая Поленька тогда еще бегать не могла. По чьим молитвам управилась жизнь семейства – Богу известно. Когда дед Иван, приезжая на побывку из Питера, стал привозить никому неведомые заморские апельсины и консервированную сельдь, все воспрянули духом. Казалось, теперь они начнут строиться…

Однако святой пастырь, похоже, больше пекся о другом строительстве…

По окончанию навигации, Дед Иван положил заработок в питерский банк, обещавший наиболее высокие проценты. Но пока присматривал землю и торговался о покупке, банк лопнул – деньги пропали. Все следующее лето, самонадеянно запланированное под строительство, дед опять проводит на корме благодатного кронштадского судна. По закрытию навигации — снова в банк, и снова в такой, где обещаны проценты посолиднее. Как и прежде, расчет не оправдался: банк рухнул. Дед вернулся к батюшке Иоанну. Отныне все заработанное он стал хранить дома. Как и подарки батюшки.

Незадолго до своей блаженной кончины, в 1908 году, святой праведный Иоанн Кронштадский подарил деду Ивану чайный сервиз, великолепный как музейный образец. Сервиз был на шесть персон, ровно по количеству членов семейства. Дед Иван – седьмой, ему, персонально, предназначался малиновый бокал с золотым нутром и пуговкой на крышечке. Как мог всероссийский пастырь, окормлявший миллионы, от царского дома до лачуги последнего кронштадского нищего, знать (или помнить), сколько человек в семье кормчего?!. Одно объяснение – провидец.

Предвидел святой значительно больше, чем мог понять дед Иван, да и все современники. Безбожие расползалось по православной стране, будущая безбожная власть созревала в терактах и беззакониях. В 1907 году Иоанн Кронштадский писал пророческое: «…смотрите, что творится в мире: всюду безверие, всюду хула на Создателя, всюду дерзкое самомнение, неверие, неповиновение, повсюду в мире вооружения и угрозы войною… повсюду потеря стремления к высоким духовным интересам, ибо почти весь интеллигентный мир потерял веру в бессмертие души и вечные ее идеалы или стремление к богоподобному совершенству…»

Было ли открыто святому, что дед Иван похоронит жену и младшенькую Поленьку, что дети будут стыдиться его набожности, что он никогда не построит свой пятистенок?.. Да и кому был нужен дом, когда семья распалась. Хотя внешне все выглядело благополучно, на зависть всей деревне: сын — капитан дальнего плавания, старшая, Люба, живет в Питере, младшая, Матрена – в Москве, средняя, Лиза – на противоположном берегу. Никто не бедствовал. Дед Иван доживал бобылем в братниной пристройке, все ждал, вот вернется Ваня и начнут строиться. Только сыну показал он тайник, где хранил золотые царской чеканки… Ваня даже на похороны отца не выбрался.

Бравый моряк навещал родную деревню редко. Вот Матрена, хоть и обижалась на отца, а каждое лето везла к нему внучат из Москвы. Маленькая Нина со старшим братом Костей всякий раз обмирали на пороге: стены у деда, от потолка до лавки были сплошь увешены иконами, в несколько рядов – просто не стены, а иконостас! Дети подолгу стояли перед этими необычными картинами в золоченных окладах, в ризах, шитых жемчугом, украшенных драгоценными камнями и разноцветными эмалями. Разглядывали благоговея. Особенно впечатляли их казни язычников и голова Иоанна Крестителя.

Однажды дед застал внуков за игрой: они строили кукольный дом. Дом был точно такой, как у деда. Для отделки стен дети использовали миниатюрные иконочки, обнаруженные ими в огромном количестве. Ох, и досталось тогда маленьким безбожникам! Крику было!.. И хотя Матрена припечатала отца победной богоборческой речью, малышня втайне приняла сторону деда.

— А ведь он был прав… — признается Нина Георгиевна семь десятитетий спустя. – Мы впервые увидели тогда, как относится к иконе верующий человек, почувствовали, что такое вера…

Мы сидим в ее комнате в пансионате. Тюль на окне раздувается парусом. Нина Георгиевна любит открытые форточки. С кровати она поднимается редко, если кто-то поможет пересесть в кресло- коляску.

— Могучий был старик, ходил один на медведя, катался в снегу после парной, — вспоминает она.- Мы все его побаивались и обожали дядю Ваню. Странно: ведь тот – копия отца, богатырь. Но дедову сухость в дяде мы называли мужественностью, грубую прямоту – справедливостью. Все ему подражали. Я мечтала быть капитаном дальнего плавания, как дядя Ваня…

Умер дед Иван незадолго до войны. Дочери разделили его имущество. Все иконы забрала в Ленинград Люба, самая набожная из сестер. Комсомолка Матрена увезла в Москву чайный сервиз кузнецовского фарфора. Во время войны, когда на Воробьевы горы сыпались бомбы, в их квартире упал буфет. Сервиз разбился в пыль. Осталась лишь одна чашка с блюдцем – на ней ни трещинки, ни царапинки. Когда на Костю пришла похоронка Матрена впервые принесла в дом икону. Она стала регулярно ходить в храм и сама втайне окрестила внучку Леночку. Специально для этого возила ее в Ленинград к Любе, у которой были знакомые священники.

Пристройка деда, вместе с тайником, стояла без хозяина до тех пор, пока деревню не сожгли фашисты. Говорят, сразу после пожара приплыла с того берега Лиза и что-то искала на пепелище. Говорят, что нашла и увезла дедово золото. Сама Лиза в том не призналась. А вскоре немец спалил и ее деревню. И опять рассказывают, как Лизин сын, Михаил, что-то собирал на пепелище, и кто-то видел, как выгребал из золы монеты. Однако все покрывалось тайной. Явным и поучительным было то, что следом сгорел дом Михаила…

Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6, 19–21). В трудах св. прав. Иоанна Кронштадского находим такие слова: «Господь научает нас отрешать свои сердца от земных сокровищ и от земных пристрастий и побуждает желать и искать сокровищ небесных, во-первых, потому, что души наши — небесного происхождения и бессмертны, а земные блага, как грубые, тленные и преходящие, не достойны нас, сотворенных и искупленных Kровью Сына Божия для наслаждения духовными и вечными благами, а во-вторых, потому, что, прилепляясь сердцами к земным благам, мы через то и их делаем земными, грубыми, низкими, страстными, и себя — неспособными любить Бога и ближнего, тогда как в любви состоит главная цель и обязанность нашей жизни…»

— О чем я еще думаю, глядя на последнюю чашку Иоанна Кронштадского?.. – повторяет Нина Георгиевна наш вопрос. – О любви, о Поленьке. Это младшая мамина сестра, я ее никогда не видела. Она умерла от черной оспы в 17 лет. Была страшная эпидемия. Мама наперекор всем запретам взяла больную Поленьку к себе и ухаживала до самой смерти. Ничего не боялась, потому что любила. Удивительная вещь обнаружилась после смерти Поленьки – у мамы выработался иммунитет против оспы. Потом оказалось, что этот иммунитет есть у меня, у моей дочери Леночки, у моего внука…Не знаю, насколько еще поколений распространятся последствия этого примера жертвенной любви.

…И в завершение маленький постскриптум: после смерти Любы, что жила в Питере (Ленинграде), все иконы деда Ивана (в том числе и даренные св.Иоанным Кронштадским) прибрала некая дальняя родственница. И распродала всю коллекцию. Большая часть ее ушла заграницу. На эти деньги можно было построить не один дом – целую деревню…

Сестра группы милосердия «Преображение»
Папилова Людмила
2011год